|
28 марта 2012, 21:15
Текст: Михаил Соломатин, Михаил Бударагин
Дискуссия вокруг «панк-молебна» Pussy Riot постепенно трансформируется в полемику вокруг роли РПЦ в жизни общества и будущего самой Церкви. По некоторым признакам русское православие стоит на пороге серьезного обновления. О том, нужна ли русская Реформация, может ли она состояться и к чему приведет, спорят и священники, и миряне.
В последние недели в связи со скандалом вокруг Pussy Riot Русская православная церковь оказалась в центре очень широкой общественной дискуссии, которая по многим параметрам схожа с начавшейся в Европе пятью веками раньше Реформацией, но вряд ли приведет к тем же последствиям.
Яростная критика нравов и богатства духовенства, усиливающиеся претензии общества на самостоятельное понимание веры (в частности, многие защитники Pussy Riot подчеркивают, что молиться можно в любой самой свободной форме), на право каждого толковать Священное Писание и общаться с Богом без посредников – это те черты, которые мы находим и в современной России, и в Европе XVI–XVII веков.
Если современный западный антиклерикализм направлен на ослабление Церкви, но не на ее «обновление», то отечественные критики РПЦ ориентируются как раз на ее обновление (понимаемое, разумеется, очень по-своему).
«Люди стали яростно спорить о вере, о сути учения Христа. Цитировать Новый завет. Толковать букву и дух», – пишет галерист Марат Гельман в тексте с очень характерным названием «Исповедь». «Не было и кощунства, потому что каждый молится теми словами, какие у него есть», – рассуждает Алексей Поликовский в тексте с не менее характерным названием «Молитва неподсудна». «Надеюсь, что через время их (Pussy Riot) причислят к лику святых. Как Василия Блаженного», – надеется Максим Кононенко.
Разумеется, полного сходства быть не может, поскольку в России нет той сквозной религиозности, которая была характерна для средневекового общества. Если в XVI веке реформаторы выходили из самой Церкви или из среды верующих, то сейчас основная масса православных использует свою православность для культурно-этнической идентификации и никак не участвует в церковной жизни. Однако сам запрос на очищение веры в соответствии с представлениями общества о ней один и тот же что в Германии XVI века, что в России XXI.
Следует отметить, что движение за обновление Церкви в России имеет давнюю историю. В 1503 году на очередном церковном соборе иерархи в споре игумена Волоколамского Иосифа и игумена Сорского Нила (названном позже полемикой «иосифлян» и «нестяжателей») приняли сторону консерватора Иосифа, который выступил резко против идеи Нила Сорского об отказе монастырей от землевладения в частности и экономической деятельности в целом.
До революции 1917-го в Церкви и околоцерковных философских кругах (представленных цветом русской религиозной философии) шла дискуссия о месте и роли православия в наступающем XX веке, но вся эта очень содержательная полемика была прервана большевиками, которые обошлись с участниками спора так, как подсказывала классовая целесообразность.
Еще одной попыткой реформы были экуменические идеи отца Александра Меня, популярные среди православной интеллигенции 80-х годов. Однако аналога европейской Реформации, то есть такого процесса, который затронул бы все общество и привел бы к формированию новой духовно-нравственной парадигмы, к оформлению новой этики, в России не было.
Попытки нащупать эту парадигму ведутся и теперь.
Религиозная ситуация в России совершенно не похожа на ту, что сложилась в других исторически христианских странах. Если доминирующей тенденцией современности остается унаследованный из прошлых времен и усилившийся в XX веке антиклерикализм, когда государство и общество последовательно ограничивают влияние Церкви в политической, экономической и культурной областях, то в России параллельно с антиклерикальными настроениями действует и противоположная тенденция, ориентированная на исправление чудовищных перегибов в антирелигиозной политике советской власти. В результате в российском обществе сформировался мощный запрос на духовно-нравственное обновление, начался поиск той силы, которая могла бы удовлетворить этот запрос, а соответственно, более требовательным стало отношение к Церкви, которая традиционно претендует на роль духовно-нравственного наставника нации.
Именно из этого запроса, по мнению многих экспертов, может вырасти русская Реформация.
По словам философа, главного редактора сайта «Мнения.ру» Кирилла Мартынова, и из-за косности и бюрократизма РПЦ, и из-за мощного общественного запроса реформа Церкви может начаться в любой момент.
«Первый молодой, активный, серьезно настроенный священник, который открыто и искренне бросит вызов РПЦ, может запустить цепную реакцию. Это будет такой церковный Навальный, наверняка – блогер. Главное, что он должен сделать, – это заявить, что вера – это всерьез и что каждый, кто меняет ее на джип и на квартиры, – на самом деле атеист. Будет проект РосПрав, российское православие. И Реформация будет проходить под лозунгами возвращения к настоящему православию, настоящей, серьезной, искренней, горячей вере. Это будет отличать реформаторов от многочисленных сект. За ними пойдет достаточно большая прослойка образованных мирян, уставших от официальных священников, этакая Болотная площадь церковного мира» – пояснил Мартынов в интервью газете ВЗГЛЯД.
Он полагает, что сеть сильно поможет реформе, которая будет через Церковь менять и власть: «Как и в истории с Лютером, власти светская и церковная связаны воедино. Лютер, кстати, был блогером XVI века – давал людям новейший медиапродукт, печатную Библию на немецком. Православие под ударом печати со скрипом устояло, в отличие от католичества в Северной Европе, а вот от интернета может и не оправиться».
Впрочем, в благотворности Реформации для России Мартынов не уверен.
«Вслед за Лютером начались волны религиозного фанатизма, религиозные войны, – напоминает эксперт. – Реформация в этом смысле будет означать дальнейшее сворачивание секулярного общества и гражданских свобод, так что атеистам стоит задуматься над тем, чтобы поддержать РПЦ – организацию монструозную, но все же слишком ленивую, чтобы постоянно и систематически навязывать обществу свою волю. Вспомним, что жизнь рядового протестанта в первые века существования религии была гораздо более регламентирована, гораздо менее свободна, чем жизнь католика, даже термин «пуританин» приобрел соответствующий нарицательный смысл».
Не согласен с Мартыновым публицист Егор Холмогоров, который убежден в том, что на сегодняшний день РПЦ – это лучшее, что может позволить себе нынешняя государственная и религиозная система.
Критики Церкви, по мнению Холмогорова, имеют к ней так мало касательств, что не могут рассчитывать ни на какую общественную поддержку и уж тем более не могут иметь никакого отношения к реформам.
«Они могут сколько угодно «молиться и без Церкви» дальше, только вот они же не молятся. Церковь – это онтология. Объективный факт. Либо она тебе нужна, и ты в этой онтологии, и тебе, по большому счету, наплевать на то, какая у патриарха квартира, либо она тебе не нужна, и тогда ты будешь плевать на святых», – полагает Холмогоров.
Поддерживает эту точку зрения и православный публицист Сергей Худиев, отметивший, что даже комсомольцы двадцатых, учинявшие пародийные крестные ходы, не требовали считать это проявлением истинного христианства.
«Наше образованное общество воспринимает Церковь как некую игрушку вроде детской железной дороги. Сначала научитесь рисовать по-человечески и сделайте так, чтобы спутники через один не падали, а потом уже реформируйте РПЦ – вот единственный ответ, который можно дать на все рассуждения о неизбежности реформ», – заявил в интервью газете ВЗГЛЯД Холмогоров, который полагает, что с РПЦ происходит ровно то же самое, что и с обществом, и любая реформа Церкви не может произойти без социальных изменений: «Что касается зачистки от коррупции и прочего, то Церковь способна к этому в той же степени, что и общество. Очистится общество – очистится и Церковь».
Сама же РПЦ, активно участвующая в дискуссии о роли Церкви, собственно «реформационную» часть этого обсуждения, касающегося, например, благосостояния священников, считает «информационной атакой».
Председатель Синодального информационного отдела патриархии Владимир Легойда уже заявил о том, что РПЦ стала жертвой грязных технологий: «К сожалению, подобные информационные «вбросы» против Церкви всегда усиливаются в моменты, когда общество переживает сложные периоды в своей жизни. Но за всем этим нельзя рассмотреть ничего, кроме нечистоплотных технологий, связанных со стремлением дискредитировать Церковь, не позволить ей выполнять свое прямое служение – духовное окормление верующих».
Святослав Шевченко, священник Благовещенского кафедрального собора Амурской области и постоянный автор газеты ВЗГЛЯД, отметил, что во многом критика Церкви напрямую связана с тем, что РПЦ стала «очень активной – и это кажется непривычным».
Говоря об изменениях, которые могут произойти с Церковью, Шевченко объяснил свое понимание логики происходящих событий: «С одной стороны, я убежден в том, что РПЦ будет консервативной и никаких изменений, скажем, в уставе и языке богослужения (я даже не говорю о догматах и канонах) не произойдет, но вместе с тем все мы являемся гражданами государства и современниками цифрового века, достижения которого нельзя не использовать».
По словам священнослужителя, изменения могут касаться форм и методов, «которыми Церковь доносит до людей Слово Божие». «Нам же в ответ на активность предлагают забраться в гетто. Это противоречит самому принципу христианства, – пояснил Шевченко. – Есть, разумеется, и у служителей Церкви ошибки, есть в Церкви проблемы, но Церковь – плоть от плоти этого мира, поэтому невозможно что-то менять в Церкви и ничего не менять в самом обществе, которому все мы принадлежим».
|
Armáda Života Армия Жизни Life Army
Armáda Života Армия Жизни Life Army