Armáda Života     Армия Жизни     Life Army

http://www.openspace.ru/article/559
2 ноября    Ксения Леонова
Юрий Аймалетдинов — единственный герой фильма «Анатомия протеста-2», про которого российские органы как будто забыли, — в эксклюзивном интервью рассказал Openspace о своей любви к халяве и белорусским проституткам.
Юрий Аймалетдинов — помощник Константина Лебедева.
— Юрий, про вас ходят всевозможные слухи: что вы дали показания против Удальцова, Лебедева и Развозжаева, что вы пытались сбежать в Киев, что вас скрывает следствие на конспиративной квартире. Что у вас происходит?
— Могу рассказать такой анекдот, очень хорошо передающий все, что произошло. Сидит старый белорус на лавочке напротив сарая. Летит кукурузник. Вдруг у кукурузника отказывают двигатели, и он начинает падать. Падает, падает и врезается в этот сарай. Белорус все это видит, качает головой и говорит: «Н-да. Какая страна, такой и теракт».
— При чем тут кукурузник? Давайте конкретно. Когда вы узнали о возбуждении уголовного дела?
— О возбуждении уголовного дела я узнал рано утром, когда ко мне пришли с обыском (17 октября — Openspace). Пришли опер в гражданском, сотрудник полиции и товарищ в маске, он зачем-то таран припер — такую штуковину в брезентовом чехле. Видимо, они думали, что я буду держать круговую оборону и отстреливаться до последнего патрона. И еще понятых привели.
— А вы один живете?
— Нет, с престарелым отцом, который сейчас находится в больнице. Хорошо, что дверь открыл я, а не он.
— Что забрали?
— Конфисковали нетбук, записную книжку и несколько дурацких дисков. Не помню, что на них. А вот без нетбука тяжело. Я все эти две недели без интернета живу, вылезаю иногда в сеть из интернет-кафе. Они и меня с собой забрали в Следственный комитет. Стали меня там допрашивать. Взяли подписку.
— А вашего адвоката, Виолетту Волкову, вы звали?
— Я не успел. Честно говоря, поехал наспех. Виолетта — это такой публичный человек. Я с не очень большой симпатией отношусь к такому поведению, излишне публичному. Когда ты звонишь адвокату, а он тебе говорит: «Извините, я дома», «Извините, я занята», «Извините, я на следствии» или «Я смогу выехать только через два часа», — это не адвокат. Так что показания я давал один. И после этого меня оставили в покое. Как будто я не существую.
— А в Минск вы когда ездили?
— Вообще-то в Минск я езжу регулярно. У меня там есть знакомые врачи. Вот сейчас думаю поехать подлечить зубы. У знакомого стоматолога можно световую пломбу сделать за 100 тысяч местных денег. То есть где-то за 400 рублей. Имеет смысл, я думаю, дружить с белорусскими врачами.
— Пломбы — это прекрасно. И все же, у вас были совместные поездки в Минск с Удальцовым?
— Очень может быть, что и были.
— На записи в «Анатомии протеста-2» вы же тоже есть.
— Лично я? А где? Что же я там делаю?
— Вы там сидите.
— А это точно я? Это результат гематологических экспертиз? Есть протокол этой экспертизы?
— Ну, вам-то как кажется: это вы или не вы?
— Я не уверен в этом.
— Хороший ответ.
— Я очень не уверен в том, что это я.
— А Удальцов там похож на себя?
— Ну, наверное, похож. Похож на себя. Но из того, что он похож, еще ничего не следует. Потом вы помните этот сомнительный момент с озвучкой, когда два одинаковых момента проходят с разным звуком. Что это такое?
— Помню. Так встреча с Гиви Таргамадзе была или нет?
— Не могу вам ничего об этом сказать. Я знаю, что есть такой грузинский политик, но, встречались они с Удальцовым или нет, я сказать не могу.
— А вы знакомы с Таргамадзе?
— Лично нет. Где Таргамадзе, а где я? Я не думаю, что у него хватает времени на знакомство с такими людьми, как я.
— Хорошо. А по телефону вы с Таргамадзе разговаривали?
— Очень интересно. Как я мог разговаривать по телефону с незнакомым человеком? Дурацкий вопрос.
— Не разговаривали?
— Да нет. А что?
— Просто спрашиваю.
— Не, ну, как… Есть председатель парламентского комитета. Есть я, человек, в общем, на побегушках. Извините меня, но какие могут быть дела у председателя комитета с человеком на побегушках? Не знаю, что вам по этому поводу сказать (делает движение, чтобы встать).
— Да ладно, ну, что вы... Не уходите. У меня нет записи ваших телефонных разговоров с Таргамадзе. Я просто вас провоцирую.
— Меня, честно говоря, не очень интересуют встречи Сережи с кем бы то ни было. Но смотаться на халяву в Минск была прекрасная идея. Просто я оказался завязан в такой истории.
— А кто оплачивал поездку?
— Ну, что вы так сразу? Прямо как правоохранительные органы! (смеется) Ну, кто? Ну, конечно, Костя. Почему я должен отказывать себе в удовольствии на халяву смотаться в любимый город? Не вижу здесь никакой проблемы. Вот представьте себе: если я вас или вы меня пригласите куда-нибудь, почему бы и не съездить?
— У меня на этот счет жесткие журналистские правила. Я всегда спрашиваю, зачем меня зовут в пресс-тур и не будут ли заставлять потом писать заметки.
— (Пожимает плечами) Ну, съездить — ничего такого.
— На самолете или на поезде?
— Я уже не помню. Могли и на поезде, скорее всего.
— А это было когда?
— Ранним летом. Может быть, в июне.
— Кто еще был в той поездке?
— Леня с Костей были. Сам Сережа. Но чем они там собирались заниматься, меня мало интересовало.
— То есть вам Костя не объяснял?
— Да я его давно знаю, так что не просил ничего объяснять. Кто же знал, что из всего этого устроят спектакль.
— А часто вы с ним так мотались, не спрашивая?
— Ну, вот мы, например, с ним ездили в какую-то туристическую поездку в Севастополь. Там был лагерь каких-то левых активистов. Мы до него не дошли, по счастью. Меня не интересовали левые активисты. Мне было круче расположиться подальше и попить инкерманского вина.
— Это когда было?
— В августе 2011 года. Вы еще спросите: «А вы ехали на поезде?» (смеется).
— Не спрашиваю. А еще я у ваших друзей в Facebook видела, что вы в августе этого года — то есть после предполагаемой встречи с Таргамадзе — ездили в Грузию. Эту поездку тоже Костя оплачивал?
— А как иначе? Конечно. Шикарная была поездка. Климат там восхитительный. Отличные серные бани. Что, вы ждете каких-то кровавых подробностей?
— Ну, да.
— Не, кровавых подробностей не дождетесь.
— Хорошо. Давайте тогда вернемся в Минск. Сколько дней вы там провели?
— День или два. И мы не все время ходили вместе. Мне есть, чем заняться. Если бы вы были мужчиной, мог бы оставить вам хороший номер телефона и посоветовать хороший местный сайт. Единственная проблема: они работают только днем. А на ночь выезжают только с хорошо знакомыми людьми. Плюс у меня и без этого хватает занятий.
— После таких заявлений хоть в феминистки подавайся.
— Вы тоже поймите: есть подписка, так что либо вам угодить, либо сесть по 310-й.
— Мой источник, близкий к следствию, говорит, что чуть ли не вы организовывали эту встречу и поставили ту камеру.
— Я? Очень интересно. Как я мог технически это сделать? Как я мог знать заранее место, если я… Скажу вот в такой формулировке. Кто-то, будем считать, что я не о себе сейчас говорю, оказывает услуги какому-то человеку. Этот человек сам едва ли знает, где встреча будет проходить. А вот его помощник этого точно не знает заранее. Нет, это перебор. Здесь глупости, просто глупости.
— А кто тогда мог поставить эту видеокамеру?
— Ну, если учесть, те фамилии, которые там звучали... Давайте вспомним, чем Таргамадзе занимался в 2006 году. Он имел непосредственное отношение ко всем этим посиделкам в палатках в Белоруссии, когда там проходили старые выборы Лукашенко. У Комитета госбезопасности могли остаться обиды на Таргамадзе. Думаю, эту камеру могли установить белорусские спецслужбы или кто-то очень добрый и веселый из команды самого Таргамадзе. Почему бы и нет?
— А почему эту встречу надо было организовывать в Минске, а не в Киеве, например?
— При пересечении госграницы с Белоруссией не нужны документы, в отличие от Украины. И я слышал, — подчеркиваю, слышал — что некоторые грузины, которые истосковались по поездкам в Россию, летали в Минск из Грузии, а потом покупали на чужие фамилии билеты и ездили в Россию. Это проще, чем визу получать.
— Почему на пленке были все, но троим предъявлено обвинение, а вам нет?
— Не знаю. Я сам задаюсь этим вопросом. Возможно, пытаются внести какой-то дополнительный раскол в наши ряды. Может быть, следствие еще выйдет на меня с какими-то вопросами. Пока, по крайней мере, никаких договоренностей нет, никаких предложений о сделках. Пока обо мне как будто забыли.
— Вы собираетесь дать показания, что вы там были, у Таргамадзе?
— Не собираюсь.
— И я уточню еще раз. Просто сейчас ваши показания изъяты из уголовного дела, а такое обычно бывает, если человек идет на сделку со следствием. Есть ли вероятность, что вам придется менять показания, которые вы уже дали?
— Ты еще лампочкой в глаза посвети. Если даже следствие попытается на меня надавить, оговаривать своих товарищей я не планирую. Тем более, сдавать Костю в моем случае просто бессмысленно. Это мой приятель, это мой друг.
— Ну, у вас же есть старик отец, вам надо о нем заботиться.
— И что? Их арестовали до того, как я технически мог бы их сдать. На меня можно оказывать любое давление. Тонны. Самосвалом давить. Дальше что? Где материальные доказательства того, что произошло? Пленка — это не доказательство.
— А мне говорили, что 19 октября, когда Леонида увозили из Киева, вы там были с ним вместе.
— Это глупости. Я был в Москве все это время. Тут звучали разные предложения поехать отдохнуть. Но у меня есть квартира в Москве. Я не готов ее терять, уезжая отсюда.
— А Леонид зачем уехал?
— Ну, не знаю. Может быть, ему так важен образ героя. Плюс, я так понимаю, что у него юридически все оформлено на жену. А претензии только к нему. Так что от его отъезда семья не так сильно бы пострадала.
— Вы думаете, Леонида пытали?
— Смотря что понимать под словом пытки. Мы же не в Уганде. У нас не племенные войны ведутся. Не думаю, что его действительно пытали. Думаю, что на него оказывали психологическое давление.
— А вы испуганы сейчас? Боитесь?
— А чего мне бояться? Что сделают? Застрелят в лесу? Если из свидетеля я стану подозреваемым и сяду в СИЗО, то хотя бы смогу там питаться на халяву.
— Юра, я могу угостить вас еще чашкой кофе?
— Давай. Нет ничего слаще халявы.
— А как ты попал во всю эту тусовку?
— Я ушел из медучилища и работал грузчиком. У моей девушки была знакомая, которая работала проституткой. И у нее был клиент, который имел отношение к организации «Идущие вместе». Это было году в 2001-м. И проститутка говорила, что там какие-то бесплатные майки, отдых, поездки, кино-домино. Так что я решил посмотреть, что там происходит. Вот в «Идущих вместе» и познакомился с Костей. Он тогда был сотрудником пресс-службы. А потом в 2005 году появились «Наши». «Идущих» разогнали, Костя ушел в свободное плавание. Вот и доплавался.
— И чем он занимался?
— Он либеральничал, ездил в Хохляндию, заводил себе там дружков. Он был на Майдане, тогда все там были. Но чем конкретно Костя зарабатывал, я не знаю. Он тогда мне еще не оплачивал ничего. А первая оплаченная поездка была в 2008 году во Львов. Там были оппозиционеры из Белоруссии, с Украины и из России. Какая-то ерундовина, организованная «Опорой», я уже не помню что. Я никогда всерьез ко всему этому не относился. Потому что те механизмы, которые работают в маленьких государствах, у нас не работают. Мы слишком большие.
— Это были тренинги для оппозиции?
— Без всякой госдеповской фигни. Просто ребятам надо было чем-то заниматься после того, как Ющ пришел к власти, чтобы форму не терять. Но это чепуха. Понятно, что есть геополитическая конкуренция. Но не думаю, что из этого могли вырасти серьезные последствия.
— То, что ты рассказываешь, звучит так, что я сама сейчас поверю в госдеповские печеньки.
— Слушай, такие тренинги проводятся постоянно — избиратели, наблюдатели. Не стоит придавать этому такое уж большое значение. Есть даже такой термин «колошный туризм». Может, слышала? Это когда ребята записываются в организацию просто для того, чтобы потусить. Помню, одна белорусская оппозиционерка решила как-то искупаться в Турции. Поехала на тренинг. А им с утра до ночи все дни морочили голову. Так что искупаться она так и не успела. Не знаю, почему наше государство пытается сделать из этой мухи такого слона.
— А кто организовывает такие тренинги?
— Всякие общественные организации. А вот откуда у них деньги — это вопрос к их главбухам.
— А как у вас и у Кости так резко поменялись политические взгляды?
— Да просто Костя, когда «Идущих» разогнали, стал искать новые источники заработка. И вот пришел к тем, кто был ему идеологически близок. А я — за ним.
— А ты когда стал на этом зарабатывать?
— Ну, где-то с 2009 года. Я ему всячески помогал. И по хозяйству, и по основной работе. Он мне за все это платил. Вот Олег Козловский организовывал какой-то тренинг, я ему помогал — чай поставить, что-то такое. Какие-то баннеры, журналы, газеты, листовки куда-то возил. В какой-то момент что-то писал на Kasparov.ru.
— Как ты думаешь, откуда у Кости были деньги, ведь со своим рекламным бизнесом он давно завязал?
— Я не считаю чужие деньги. Считаю свои.
— А сколько ты на всем этом зарабатывал, какой у тебя был доход?
— Ты меня до цугундера доведешь. Меня мало того, что посадят, меня еще и в налоговую приведут! Я человек скромный, я фотосинтезом питаюсь (смеется).
— Вот если тебе завтра позвонят — а ты же теперь без работы сидишь, — позвонят и предложат поучаствовать в движении «Наши» за деньги. Ты согласишься?
— Хвалить советскую власть? Не знаю. Ты такие вопросы задаешь…
— А расскажи про 6 мая. Почему организаторы тогда сели на асфальт?
— Все это смутно напоминает театральную постановку со стороны властей. Я допускаю, что ребята решили тогда сесть, потому что хотели создать красивую картинку для СМИ, — вот, мол, кровавый режим зажимает. Возможно, они даже заранее договорились сесть. Но в нужный момент подтянулись провокаторы, которые эту картинку подвели под уголовное дело. И это люди как раз из неформальных госструктур. Яшин, Навальный и Удальцов едва ли специально стали бы подводить себя под статью.
—Чего ты сейчас больше всего хочешь?
— Я бы очень хотел с Костей поговорить. О многом. В том числе о случившемся.
— Морду набить?
— Отругать его. Не пойму, как я в такое ебанатство вляпался.