http://so-l.ru/news/show/6493888
30.01.2013 01:01:40
1857
Разве что в воображении живущих в альтернативной реальности граждан или в описаниях платных пропагандистов ситуация в «Россия которую мы потеряли» представляется чуть ли не раем земным. Описывается это примерно таким образом: «До Революции и коллективизации кто хорошо работал, тот хорошо жил. Потому что он жил своим трудом, а бедными были лентяи и пьяницы. Кулаки были самыми работящими крестьянами и самыми лучшими хозяевами, поэтому и жили лучше всех.» Далее следует плач про «Россию-кормящую-всю-Европу-пшеницей» или, в крайнем случае, пол-Европы, «в то время как СССР хлеб ввозил», пытаясь доказать таким шулерским образом, что путь социализма СССР был менее эффективен, чем путь царизма. Потом, естественно, про «хруст французской булки», предприимчивых и сметливых русских купцов, богобоязненный, добросердечный и высокоморальный народ-богоносец, который испортили гады-большевики, «лучших людей, погубленных и изгнанных большевиками». Ну правда же, каким надо быть злобным уродом, чтобы погубить такую возвышенную пастораль?
Подобные сусальные сказки, правда, нарисованные недобрыми и непорядочными людьми, появилась тогда, когда подавляющиее тех, кто помнил, как оно было на самом деле, умерли или вышли из возраста, в котором от них можно получать адекватную информацию. К слову, любителям поностальгировать о прекрасных дореволюционных временах в конце 30-х годов простые граждане легко могли без всяких парткомов чисто по-деревенски «начистить рожу», настолько воспоминания о «потерянной России» были свежи и болезненны.
О ситуации в русской деревне до Революции до нас дошло огромное количество источников — как документальных сообщений и статистических данных, так и личных впечатлений. Современники оценивали окружающую их реальность «богоносной России» не просто без восторгов, но и попросту находили её отчаянной, если не сказать страшной. Жизнь среднего русского крестьянина была исключительно суровой, даже более того – жестокой и беспросветной.
Вот свидетельство человека, котого трудно упрекнуть в неадеватности, нерусскости или нечестности. Это звезда мировой литературы – Лев Толстой. Вот как он описывал свою поездку по нескольким десяткам деревень разных уездов в самом конце 19 века [1]:
«Во всех этих деревнях хотя и нет подмеси к хлебу, как это было в 1891-м году, но хлеба, хотя и чистого, дают не вволю. Приварка — пшена, капусты, картофеля, даже у большинства, нет никакого. Пища состоит из травяных щей, забеленных, если есть корова, и незабеленных, если ее нет, — и только хлеба. Во всех этих деревнях у большинства продано и заложено всё, что можно продать и заложить.
Из Гущина я поехал в деревню Гневышево, из которой дня два тому назад приходили крестьяне, прося о помощи. Деревня эта состоит, так же как и Губаревка, из 10 дворов. На десять дворов здесь четыре лошади и четыре коровы; овец почти нет; все дома так стары и плохи, что едва стоят. Все бедны, и все умоляют помочь им. «Хоть бы мало-мальски ребята отдыхали», — говорят бабы. «А то просят папки (хлеба), а дать нечего, так и заснет не ужинаючи»…
Я попросил разменять мне три рубля. Во всей деревне не нашлось и рубля денег… Точно так же у богатых, составляющих везде около 20%, много овса и других ресурсов, но кроме того в этой деревне живут безземельные солдатские дети. Целая слободка этих жителей не имеет земли и всегда бедствует, теперь же находится при дорогом хлебе и при скупой подаче милостыни в страшной, ужасающей нищете…
Из избушки, около которой мы остановились, вышла оборванная грязная женщина и подошла к кучке чего-то, лежащего на выгоне и покрытого разорванным и просетившимся везде кафтаном. Это один из ее 5-х детей. Трехлетняя девочка больна в сильнейшем жару чем-то в роде инфлуэнцы. Не то что об лечении нет речи, но нет другой пищи, кроме корок хлеба, которые мать принесла вчера, бросив детей и сбегав с сумкой за побором… Муж этой женщины ушел с весны и не воротился. Таковы приблизительно многие из этих семей…
Нам, взрослым, если мы не сумасшедшие, можно, казалось бы, понять, откуда голод народа. Прежде всего он — и это знает всякий мужик — он
1) от малоземелья, оттого, что половина земли у помещиков и купцов, которые торгуют и землями и хлебом.
2) от фабрик и заводов с теми законами, при которых ограждается капиталист, но не ограждается рабочий.
3) от водки, которая составляет главный доход государства и к которой приучили народ веками.
4) от солдатчины, отбирающей от него лучших людей в лучшую пору и развращающей их.
5) от чиновников, угнетающих народ.
6) от податей.
7) от невежества, в котором его сознательно поддерживают правительственные и церковные школы.
Чем дальше в глубь Богородицкого уезда и ближе к Ефремовскому, тем положение хуже и хуже… На лучших землях не родилось почти ничего, только воротились семена. Хлеб почти у всех с лебедой. Лебеда здесь невызревшая, зеленая. Того белого ядрышка, которое обыкновенно бывает в ней, нет совсем, и потому она не съедобна. Хлеб с лебедой нельзя есть один. Если наесться натощак одного хлеба, то вырвет. От кваса же, сделанного на муке с лебедой, люди шалеют»
Ну что, любители «России-которую потеряли», впечатляет?
В. Г. Короленко, много лет проживший в деревне, бывавший в начале 1890-х годах в других голодавших районах и организовываший там столовые для голодающих и раздачу продовольственных ссуд оставил очень характерые свидетельства государственных служащих: «Вы свежий человек, натыкаетесь на деревню с десятками тифозных больных, видите как больная мать склоняется над колыбелью больного ребенка, чтобы покормить его, теряет сознание и лежит над ним, а помочь некому, потому что муж на полу бормочет в бессвязном бреду. И вы приходите в ужас. А «старый служака» привык. Он уже пережил это, он уже ужаснулся двадцать лет назад, переболел, перекипел, успокоился… Тиф? Да ведь это у нас всегда! Лебеда? Да у нас этой каждый год!..» [2].
Обратите внимание, что у всех авторов речь идёт не о единичтом случайном событии, а о постоянном и жестоком голоде в русской деревне.
«Я имел в виду не только привлекать пожертвования в пользу голодающих, но еще поставить перед обществом, а может быть и перед правительством, потрясающую картину земельной неурядицы и нищеты земледельческого населения на лучших землях.
У меня была надежда, что, когда мне удастся огласить все это, когда я громко на всю Россию расскажу об этих дубровцах, пралевцах и петровцах, о том, как они стали «нежителями», как «дурная боль» уничтожает целые деревни, как в самом Лукоянове маленькая девочка просит у матери «зарыть ее живую в земельку», то, быть может, мои статьи смогут оказать хоть некоторое влияние на судьбу этих Дубровок, поставив ребром вопрос о необходимости земельной реформы, хотя бы вначале самой скромной.» [2]
Интересно, что скажут на это любители поописывать «ужасы голодомора» — единственного голода СССР (за исключением войны, естественно)?
В попытке спастись от голода жители целых сёл и районов «шли с сумой по миру», пытаясь спастись от голодной смерти. Вот как описывает это Короленко, который был свидетелем этого. Он же рассказывает, что подобное было в жизни большинства русских крестьян.
Сохранились жестокие зарисовки с натуры западных корреспондентов русского голода конца 19 века.
«Знаю много случаев, когда по нескольку семей соединялись вместе, выбирали какую-нибудь старуху, сообща снабжали ее последними крохами, отдавали ей детей, а сами брели вдаль, куда глядели глаза, с тоской неизвестности об оставленных ребятах…По мере того, как последние запасы исчезают у населения,— семья за семьей выходит на эту скорбную дорогу… Десятки семей, соединявшиеся стихийно в толпы, которых испуг и отчаяние гнали к большим дорогам, в села и города. Некоторые местные наблюдатели из сельской интеллигенции пытались завести своего рода статистику для учета этого, обратившего всеобщее внимание, явления. Разрезав каравай хлеба на множество мелких частей,— наблюдатель сосчитывал эти куски и, подавая их, определял таким образом количество нищих, перебывавших за день. Оказывались цифры, поистине устрашающие… Осень не принесла улучшения, и зима надвигалась среди нового неурожая… Осенью, до начала ссудных выдач, опять целые тучи таких же голодных и таких же испуганных людей выходили из обездоленных деревень…Когда ссуда подходила к концу, нищенство усиливалось среди этих колебаний и становилось все более обычным. Семья, подававшая еще вчера, — сегодня сама выходила с сумой…» (там же)
Миллионы отчаявшихся людей выходили на дороги, бежали в города, доходя даже до столиц. Обезумевшие от голода люди попрошайничали и воровали. Вдоль дорог лежали трупы погибших от голода. Чтобы предотвратить это гигантское бегство отчаявшихся людей в голодающие деревни вводили войска и казаков, которые не давали крестьянам покинуть деревню. Часто не выпускали вообще, обычно, разрешали покидать деревню только тем, у кого был паспорт. Паспорт выдавался на определённый срок местными властями, без него крестьянин считался бродягой и паспорт был далеко не у всех. Человек без паспорта считался бродягой, подвергался телесным наказаниям, тюремному заключению и высылке.
Казаки не дают крестьянам покинуть деревню чтобы пойти с сумой
Казаки не дают крестьянам покинуть деревню чтобы пойти с сумой.
Интересно, что любители порассуждать о том, как большевики не выпускали людей из деревень во время «голодомора», скажут про это?
Об этой страшной, но обыденной картине «Росси-которую-мы-потеряли» сейчас старательно забывают.
Поток голодающих был таким, что полиция и казаки не могли его удержать. Для спасения ситуации в 90-х годах 19 века стали применяться продовольственные ссуды – но крестьянин обязан был отдать их с урожая осенью. Если он не отдавал ссуду, то её по принципу круговой поруки «вешали» на деревенскую общину, а дальше как получится – могли разорить подчистую, забрав все как недоимки, могли собрать «всем миром» и отдать долг, могли молить местные власти простить ссуду.
Сейчас мало кто знает, что для того, чтобы получить хлеб, царское правительство принимало жёсткие конфискационные меры – экстренно увеличивало налоги в определенных районах, взыскивало недоимки, а то и просто изымало излишки силовым путём – полицейскими урядниками с отрядами казаков, ОМОНом тех лет. Основная тягота этих конфискационных мер ложилась на бедные слои населения. Сельские богачи обычно откупались взятками.
Урядник с казаками въезжают в деревню в поисках спрятанного зерна
Урядник с казаками въезжают в деревню в поисках спрятанного зерна.
Крестьяне массово укрывали хлеб. Их пороли, мучали, выбивали хлеб любыми путями. С одной стороны это было жестоко и несправедливо, с другой, помогало спасти от голодной смерти их соседей. Жестокость и несправедливость были в том, что хлеб в государстве был, пусть и в небольшом количестве, но он шёл на экспорт, а с экспорта жировал узкий круг «эффективных собственников».
Голод в России. В голодающую деревню введены войска. Крестьянка-татарка на коленях умоляет урядника
Голод в России. В голодающую деревню введены войска. Крестьянка-татарка на коленях умоляет урядника.
«Вместе с весной подходило, собственно, самое трудное время. Свой хлеб, который «обманщики» умели порой скрыть от бдительного ока урядников, от усердных фельдшеров, от «обысков и выемок»,— почти всюду уже окончательно исчез.» [2]
Хлебные ссуды и бесплатные столовые действительно спасли много людей и облегчили страдания, без этого ситуация стала бы просто чудовищной. Но их охват был ограниченным и соврешенно недостаточным. В тех случаях, когда хлебная помощь доходила до голодавших, нередок оказывалось уже поздно. Люди уже умирали или получали непоправимые расстройства здоровья, для лечения которых нужна была квалифицированная врачебная помощь. Но в царской России катастрофически не хватало не то что врачей, даже фельдшеров, не говоря уже лекарствах и средствах борьбы с голодоанием. Ситуация была ужасающей.
Раздача кукурузы голодающим, д. Молвино, неподалёку от Казани
Раздача кукурузы голодающим, д. Молвино, неподалёку от Казани
«… на печке сидит мальчик, опухший от голода, с желтым лицом и сознательными, грустными глазами. В избе — чистый хлеб от увеличенной ссуды (улика в глазах недавно еще господствовавшей системы), но теперь, для поправления истощенного организма, уже недостаточно одного, хотя бы и чистого хлеба.»[2]
Быть может Лев Николаевич Толстой и Владимир Галактионович Короленко были писателями, то есть людьми чувствительными и эмоциональными, это было исключением и преувеличивают масштабность явления и в реальности все не так плохо?
Увы, иностранцы, бывшие в России тех лет описывают абсолютно то же самое, если не хуже. Постоянный голод, периодически перемежаемый жестокими голодными морами был страшной обыденностью царской России.
Изба голодающиего крестьянина
Изба голодающиего крестьянина
Профессор медицины и доктор Эмиль Диллон жил в России с 1877 по 1914 год, работал профессором в нескольких российских университетах, много путешествовал по всем регионам России хорошо видел ситуацию на всех уровнях на всех уровнях — от министров до бедных крестьян. Это честный ученый, совершенно незаинтересованный в искажении реальности.
Вот как он описывает жизнь среднего крестьянина царских времён: «Российский крестьянин … ложится спать в шесть или пять часов вечера зимой, потому что не может тратить деньги на покупку керосина для лампы. У него нет мяса, яиц, масла, молока, часто нет капусты, он живет главным образом на черном хлебе и картофеле. Живет? Он умирает от голода из-за их недостаточного количества.» [3]
Ученый-химик и агроном А.Н.Энгельгардт, жил работал в деревне и оставил классическое фундаментальное исследование реальности русского села — «Письма из деревни»:
«Тому, кто знает деревню, кто знает положение и быт крестьян, тому не нужны статистические данные и вычисления, чтобы знать, что мы продаем хлеб за границу не от избытка… В человеке из интеллигентного класса такое сомнение понятно, потому что просто не верится, как это так люди живут, не евши. А между тем это действительно так. Не то, чтобы совсем не евши были, а недоедают, живут впроголодь, питаются всякой дрянью. Пшеницу, хорошую чистую рожь мы отправляем за границу, к немцам, которые не будут есть всякую дрянь… У нашего мужика-земледельца не хватает пшеничного хлеба на соску ребенку, пожует баба ржаную корку, что сама ест, положит в тряпку – соси».[4]
Как-то очень сильно расходится с пасторальным раем не так ли?
Быть может в начале века 20 века всё наладилось, как твердят сейчас некоторые «патриоты царской России». Увы, это совершенно не так.
Согласно наблюдениям Короленко, человека, занимавшегося помощь голодающим, в 1907 году ситуация в деревне не только не изменилась, напротив, стала заметно хуже:
«Теперь (1906—7 год) в голодающих местностях отцы продают дочерей торговцам живого товара. Прогресс русского голода очевидный». [2]
Голод в России
Голод в России. Крыши разобраны чтобы соломой кормить скотину
«Волна переселенческого движения быстро растет с приближением весны. Челябинским переселенческим управлением зарегистрировано за февраль 20 000 ходоков, большинство из голодающих губерний. Среди переселенцев распространены сыпной тиф, оспа, дифтерит. Медицинская помощь недостаточна. Столовых от Пензы до Манчжурии только шесть». Газета «Русское слово» от 30 (17) марта 1907 года [5]
- Имеются в виду именно голодные переселенцы, то есть беженцы от голода, которые описывались выше. Совершенно очевидно, что голод в России фактически не прекращался и, к слову, Ленин, когда он писал о том, что при Советской Власти крестьянин впервые поел хлеба досыта – нисколько не преувеличивал.
В 1913 был наибольший урожай в истории дореволюционной России, но голод был всё равно. Особенно жестоким он был в Якутии и прилегающих территориях, где он так и не прекращался с 1911г. Местные и центральные власти практически никак не заинтересовались проблемами помощи голодающим. Ряд селений вымер полностью. [6]
А есть ли научные статистические данные тех лет? Да, есть, они суммировались и о голоде открыто писали даже в энциклопедиях.
«После голода 1891 г., охватывающего громадный район в 29 губерний, нижнее Поволжье постоянно страдает от голода: в течение XX в. Самарская губерния голодала 8 раз, Саратовская 9. За последние тридцать лет наиболее крупные голодовки относятся к 1880 г. (Нижнее Поволжье, часть приозерных и новороссийских губерний) и к 1885 г. (Новороссия и часть нечернозёмных губерний от Калуги до Пскова); затем вслед за голодом 1891 г. наступил голод 1892 г. в центральных и юго-восточных губерниях, голодовки 1897 и 98 гг. приблизительно в том же районе; в XX в. голод 1901 г. в 17 губерниях центра, юга и востока, голодовка 1905 г. (22 губернии, в том числе четыре нечернозёмных, Псковская, Новгородская, Витебская, Костромская), открывающая собой целый ряд голодовок: 1906, 1907, 1908 и 1911 гг. (по преимуществу восточные, центральные губернии, Новороссия)»[7]
Обратите внимание на источник – явно не ЦК партии большевиков. Так вот обыденно и флегматично энциклопедический словарь рассказывает о всем известном в России событии - регулярном голоде. Голод раз в 5 лет был обыденным явлением. Причём, прямо говорится о том, что народ в России голодал и в начале XXв., то есть речи нет о том, что проблема постоянного голода был решена царским правительством.
«Хруст французской булки», говорите? Вы хотели бы вернуться в такую Россию, уважаемый читатель?
Кстати, а откуда хлеб на ссуды в голод? Дело в том, что хлеб в государстве был, но его в огромных количествах вывозили за рубеж на продажу. Картина была омерзительной и сюрреалистической. Американские благотворительные общества посылали в голодающие районы России хлеб. Но вывоз хлеба, отобранного у голодавших крестьян, не останавливался.
Людоедское выражение «Недоедим, но вывезем» принадлежит министру финансов правительства Александра Третьего, Вышнеградскому, кстати, крупному математику. Когда директор департамента неокладных сборов А. С. Ермолов вручил Вышнеградскому докладную записку, в которой писал о «страшном признаке голода», то интеллигентый математик тогда в ответ и и заявил. Причем повтораял потом не раз.
Естественно, получалось так, что недоедали одни, а вывозили и получали золото от экспорта – совсем другие. Голод при Александре Третьем стал совершенной обыденностью, ситуация стала заметно хуже, чем при его отце – «царе-освободителе.» Зато Россия стала интенсивно вывозить хлеб, которого не хватало своим крестьянам.
Это так и называли, ничуть не стесняясь — «голодный экспорт». В смысле, голодный для крестьян. Причём придумала всё это вовсе не большевистская пропаганда. Это была страшная реальность царской России.
Вывоз продолжался даже когда в результате неурожая чистый душевой сбор составил около 14 пудов при критическом уровне голода для России – 19,2 пуда. В 1891-92 голодало свыше 30 миллионов человек. По официальным резко заниженным данным тогда погибло 400 тысяч человек, современные источники считают, что умерло более полумиллиона человек, с учетом плохого учета инородцев смертность может быть существенно больше. Зато «недоели, но вывезли.»
Хлебные монополисты отлично осознавали, что их действия приводят к страшному голоду и гибели сотен тысяч людей. Им было на это плевать.
«Александра III раздражали упоминания о «голоде», как слове, выдуманном теми, кому жрать нечего. Он высочайше повелел заменить слово «голод» словом «недород». Главное управление по делам печати разослало незамедлительно строгий циркуляр».- писал известный адвокат-кадет и противник большевиков Грузенберг. К слову, за нарушение циркуляра можно было совершенно не в шутку сесть в тюрьму. Прецеденты были. [9]
При его царственном сыне Николае-2 запрет смягчили, но когда ему говорили про голод в Росии, он сильно возмущался и требовал ни в коем случае не слышать «про это когда оне изволиле обедать.» Правда у большинства народа, которого угораздило иметь такого, прости господи, правителя с обедами дела обстояли не столь удачно и слово «голод» они знали не по рассказам:
«Крестьянская семья, где душевой доход был ниже 150 рублей (среднего уровня и ниже) систематически должна была сталкиваться с голодом. Исходя из этого можно заключить, что периодический голод был в значительной степени типичен для большинства крестьянского населения.» [10]
К слову, среднедушевой доход в те годы составлял 102 рубля [11]. Хорошо ли себе представляют современные радетели царской России, что означают в реальности такие сухие академические строчки?
«Систематически сталкиваться»…
«При среднем потреблении, близком к минимальной норме, в силу статистического разброса потребление половины населения оказывается меньше среднего и меньше нормы. И хотя по объёмам производства страна была более-менее обеспечена хлебом, политика форсирования вывоза приводила к тому, что среднее потребление балансировало на уровне голодного минимума и примерно половина населения жила в условиях постоянного недоедания…» [12]
Голод в Сибири
Подпись под фотографиями: Голод в Сибири. Фотогр. снимки с натуры, сделанные в Омске 21 июля 1911 года членом Гос. Думы Дзюбинским.
Первая фотография: Семья вдовы кр. д. Пуховой, Курган. у., В. Ф. Рухловой, идущей «на урожай». В запряжке жеребенок по второму году и два мальчика на пристяжке. Сзади — старший сын, упавший от истощения.
Вторая фотография: Кр. Тобол. губ., Тюкалин. у., Камышинской вол., д. Караульной, М. С. Баженов с семьей, идущий «на урожай». Источник: ЖУРНАЛ «ИСКРЫ», ГОД ОДИННАДЦАТЫЙ, при газете «Русское Слово». № 37, Воскресенье, 25 сентября 1911г.
Причем это все постоянный, «фоновый» голод, всякие царь-голоды, моры, недороды – это дополнительно.
Из-за крайне отсталых агротехнологий рост населения «съедал» рост производительности труда в сельском хозяйстве, страна уверенно попала в петлю «черного тупика», из которого не могла выбраться при исчерпавшей себя системе государственного управления типа «романовский царизм».
Минимальный физиологический минимум для прокормления России: не менее 19,2 пуда на душу населения (15,3 пуда — людям, 3,9 пуда — минимальный корм скоту и птице). Это же число было нормативом для рассчетов Госплана СССР начала 1920-х годов. То есть при Советской Власти планировалось, что у среднего крестьянина должно был оставаться не менее этого количества хлеба. Царскую власть такие вопросы мало волновали.
Несмотря на то, с начала ХХ века среднее потребление в Российской Империи составило, наконец-то, критические 19,2 пуда на человека, но одновременно в ряде районов рост потребления зерновых происходил на фоне падения потребления других продуктов.
Даже это достижение (минимум физического выживания) было неоднозначным – по подсчетам с 1888 по 1913 год среднедушевое потребление в стране сократилось по меньшей мере на 200 ккал.[10]
Эта негативная динамика подтверждаются наблюдениями не просто «незаинтересованных исследователей» — ярых сторонников царизма.
Так один из инициаторов создания монархической организации «Всероссийский национальный союз» Михаил Осипович Меньшиков писал в 1909 году:
«С каждым годом армия русская становится всё более хворой и физически неспособной…Из трёх парней трудно выбрать одного, вполне годного для службы… Плохое питание в деревне, бродячая жизнь на заработках, ранние браки, требующие усиленного труда в почти юношеский возраст, — вот причины физического истощения…Сказать страшно, какие лишения до службы претерпевает иногда новобранец. Около 40 проц. новобранцев почти в первый раз ели мясо по поступлении на военную службу. На службе солдат ест кроме хорошего хлеба отличные мясные щи и кашу, т.е. то, о чём многие не имеют уже понятия в деревне…»[13]. Точно такие же данные дал привел главнокомандующий генерал В.Гурко – по призыву с 1871 по 1901 г., сообщив, что 40% крестьянских парней впервые в жизни пробуют мясо в армии.
То есть даже ярые, фанатичные сторонники царского режима признают то, что питание среднего крестьянина было очень плохим, что приводило к массовым заболеванием и истощению.
«Западное сельскохозяйственное население в основном потребляло высококалорийные продукты животного происхождения, российский крестьянин удовлетворял свою потребность в пище с помощью хлеба и картофеля с меньшей калорийностью. Потребление мяса необыкновенно мало. Кроме малой энергетической ценности подобного питания…потребление большой массы растительной пиши, компенсирующей нехватку животной, влечет за собой тяжелые желудочные заболевания»[10].
Голод приводил к тяжёлым массовым болезням и жестоким эпидемиям. [14] Даже по дореволюционным исследованиям официального органа (отдела Министерства Внутренних Дел Российской Империи) ситуация выглядит просто ужасающей и позорной. [15] В исследовании приведен показатель смертности на 100 тыс. чел. по таким болезным: в европейских странах и отдельных самоуправляемых территориях (например, Венгрия) в составе стран.
По смертности по всем шести основным инфекционным болезням (оспа, корь, скарлатина, дифтерия, коклюш, тиф) прочно, с колоссальным отрывом в разы лидировала Россия.
1. Россия – 527,7 чел.
2. Венгрия – 200,6 чел.
3. Австрия – 152,4 чел.
Наименьшая суммарная смертность по основным болезням — Норвегия – 50,6 чел. Более чем в 10 раз меньше чем в России!
Смертность по болезням:
Скарлатина: 1-е место – Россия – 134,8 чел., 2-е место – Венгрия – 52,4 чел. 3-е место – Румыния – 52,3 чел.
Даже в Румынии и неблагополучной Венгрии смертность в два с лишним раза меньше, чем в России. Для сравнения, наименьшая смертность от скарлатины была в Ирландии – 2,8 чел.
Корь: 1. Россия – 106,2 чел. 2-е Испания – 45 чел. 3-е Венгрия – 43,5 чел. Наименьшая смертность от кори Норвегия – 6 чел, в нищей Румынии – 13 чел. Опять разрыв с ближайшим соседом в списке – более чем в два раза.
Тиф: 1. Россия – 91,0 чел. 2. Италия – 28,4 чел. 3. Венгрия – 28,0 чел. Наименьшая в Европе — Норвегия – 4 чел. Под тиф, кстати, в России-которую-мы-потеряли списывали потери от голода. Так рекомендовалось делать врачам – списывать голодный тиф (поражение кишечника при голодании и сопутствующих заболеваниях) как инфекционный. Об этом вполне открыто писали в газетах. В общем, разрыв с ближайшим соседом по несчастью – почти 4 раза. Кто-то, кажется, говорил,что большевики подделывали статистику? Ну-ну. А вот тут хоть подделывай, хоть нет – уровень нищей африканской страны.
Уже неудивительно, что далее картина практически такая же.
Коклюш: 1.Россия – 80,9 чел. 2. Шотландия – 43,3 чел. 3. Австрия – 38,4 чел.
Оспа: 1. Россия – 50,8 чел. 2. Испания – 17,4 чел. 3.Италия – 1,4 чел. Разница с весьма небогатой и отсталой аграрной Испанией – практически 3 раза. Про лидеров в ликвидации этой болезни даже лучше не вспоминать. Нищая, притесняемая англичанами Ирландия, откуда народ тысячами бежал за океан — 0,03 чел. Про Швецию даже неприлично говорить 0,01 человек на 100 тысяч, то есть один из 10 миллионов. Разница более чем в 5000 раз.
Единственно в чём разрыв не столь ужасен, всего чуть более полутора раз – дифтерия: 1. Россия – 64,0 чел. 2. Венгрия – 39,8 чел. 3-е место по смертности – Австрия – 31,4 чел. Мировой лидер богатства и индустриализации, только недавно избавившаяся от турецого ига Румыния – 5,8 чел.
«Дети питаются хуже, чем телята у хозяина, имеющего хороший скот. Смертность детей куда больше, чем смертность телят, и если бы у хозяина, имеющего хороший скот, смертность телят была так же велика, как смертность детей у мужика, то хозяйничать было бы невозможно…. Если бы матери питались лучше, если бы наша пшеница, которую ест немец, оставалась дома, то и дети росли бы лучше и не было бы такой смертности, не свирепствовали бы все эти тифы, скарлатины, дифтериты. Продавая немцу нашу пшеницу, мы продаём кровь нашу, то есть мужицких детей»[16].
Несложно посчитать, что в Российской Империи только из-за повышенной заболеваемости от голода, отвратительно поставленной медицины и гигиены, просто так, между прочим ни за понюшку табаку умирало в года примерно четверть миллиона человек. Это результат именно бездарного и безответственного государственного управления России. И это только в случае, если бы удалось улучшить ситуацию до уровня самой неблагополучной страны «классической» Европы в этом отношении — Венгрии. Если сократить разрыв до уровня среднеевропейской страны, только это спасло бы примерно полмиллиона жизней в год. За все 33 года правления Сталина в СССР, раздираемым последствиями Гражданской, жестокой классовой борьбой в обществе, несколькими войнами и их последствиями было приговорено к расстрелу по максимуму 800 тысяч человек (приведено в исполнение существенно меньше, но пусть так). Так вот это число запросто перекрывается всего 3-4 годами повышенной смертности в «России-которую-мы-потеряли.»
Даже самые ярые сторонники монархии не говорили, просто кричали о вырождении русского народа.
«Население, существующее впроголодь, а часто и просто голодающее, не может дать крепких детей, особенно если к этому прибавить те неблагоприятные условия, в каких, помимо недостатка питания, находится женщина в период беременности и вслед за нею»[17].
«Перестанемте, господа, обманывать себя и хитрить с действительностью! Неужели такие чисто зоологические обстоятельства, как недостаток питания, одежды, топлива и элементарной культуры у русского простонародья ничего не значат? Но они отражаются крайне выразительно на захудании человеческого типа в Великороссии, Белоруссии и Малороссии. Именно зоологическая единица — русский человек во множестве мест охвачен измельчанием и вырождением, которое заставило на нашей памяти дважды понижать норму при приёме новобранцев на службу. Еще сто с небольшим лет назад самая высокорослая армия в Европе (суворовские "чудо-богатыри”), — теперешняя русская армия уже самая низкорослая, и ужасающий процент рекрутов приходится браковать для службы. Неужели этот "зоологический” факт ничего не значит? Неужели ничего не значит наша постыдная, нигде в свете не встречаемая детская смертность, при которой огромное большинство живой народной массы не доживает до трети человеческого века?»[18]
Даже если подвергать сомнению результаты этих расчетов, очевидно, что динамика изменений питания и производительности труда в сельском хозяйстве царской России (а это составляло подавляющее большинство населения страны) были совершенно недостаточны для быстрого развития страны и проведения современной индустриализации – при массовом уходе рабочих рук на заводы их было бы нечем кормить в условиях царской России.
Может быть это была общая картина для того времени и так было везде? А как обстояли в начале XXвека дела с питанием у геополитических оппонентов Российской Империи? Примерно вот так, данные по Нефедову [12]:
Французы, например, потребляли в 1,6 раз больше зерна, чем русские крестьяне. И это в климате, где растет виноград и пальмы. Если в числовом измерении француз съедал 33,6 пуда зерна в год, производя 30,4 пуда и импортируя ещё 3,2 пуда на человека. Немец потреблял 27,8 пуда, производя 24,2, лишь только в неблагополучной Австро-Венгрии, доживавшей последние годы потребление зерновых составляло 23,8 пуда на душу.
Мяса русский крестьянин потреблял в 2 раза меньше, чем в Дании и в 7-8 раз меньше, чем во Франции. Молока русский крестьян выпивал в 2,5 раза меньше, чем датчанин и в 1,3 раза меньше, чем француз.
Яйиц русский крестьянин съедал в аж 2,7 (!) г в день, в то время датский крестьянин – 30 г, а французский — 70,2 г в день.
Кстати, десятки кур у русских крестьян появились только после Октябрьской Революции и Коллективизации. До этого кормить кур зерном, которого не хватает твоим детям было слишком экстравагантно. Поэтому все исследователи и современники говорят одно и то же – русские крестьяне были вынуждены набивать живот всякой дрянью – отрубями, лебедой, желудями, корой, даже опилками, чтобы муки голода были не так мучительны. По сути, это было не земледельческое, а общество, занимающееся земледелием и собирательством. Примерно как в не самых развитых обществах бронзового века. Разница с развитыми европейскими странами была просто убийственной.
«Пшеницу, хорошую чистую рожь мы отправляем за границу, к немцам, которые не станут есть всякую дрянь. Лучшую, чистую рожь мы пережигаем на вино, а самую что ни на есть плохую рожь, с пухом, костерем, сивцом и всяким отбоем, получаемым при очистке ржи для винокурен — вот это ест уж мужик. Но мало того, что мужик ест самый худший хлеб, он ещё недоедает. …от плохой пищи народ худеет, болеет, ребята растут туже, совершенно подобно тому, как бывает с дурносодержимым скотом…»
Что означает в реальности это академическое сухое выражение: «потребление половины населения оказывается меньше среднего и меньше нормы» и «половина населения жила в условиях постоянного недоедания», вот это: Голод. Дистрофия. Каждый четвёртый ребёнок, не доживший даже до года. Угасающие на глазах дети.
Особенно тяжело было детям. В случае голода рациональнее всего для популяции оставить необходимое питание для работников, сократив его иждивенцам, в число которых, очевидно, входят дети, неспособные работать.
Как откровенно пишут исследователи: «У детей всех возрастов, у которых при любых условиях наблюдается систематический дефицит калорий».[10]
«В конце XIX века в России до 5-летнего возраста доживало всего 550 из 1000 родившихся детей, тогда как в большинстве западноевропейских стран — более 700.Перед Революцией ситуация несколько улучшилась – умирало «всего лишь» 400 детей из 1000.» [19]
При средней рождаемости 7,3 ребёнка на женщину (семью) не было почти ни одной семьи, в которой не умерло бы несколько детей. Что не могло не отложиться в национальной психологии.
Постоянный голод оказывал очень сильное влияние на социальную психологию крестьянства. В том числе, – на реальное отношение к детям. Л.Н. Липеровский во время голода 1912 года в Поволжье занимался организацией продовольственной и медицинской помощью населению, свидетельствует: «В селе Ивановке есть одна очень симпатичная, большая и дружная крестьянская семья; все дети этой семьи чрезвычайно красивы; как-то я зашел к ними в глинушку; в люльке кричал ребенок и мать с такою силою раскачивала люльку, что та подбрасывалась до потолка; я рассказал матери, какой от такого качания может быть вред для ребенка. «Да пусть бы Господь прибрал хоть одного-то… И все же это одна из хороших и добрых женщин в селе» [20].
«С 5 до 10 лет российская смертность примерно в 2 раза выше европейской, а до 5 лет – выше на порядок…Смертность детей старше одного года также в несколько раз превосходит европейскую»[15].
|
Armáda Života Армия Жизни Life Army
Armáda Života Армия Жизни Life Army