http://svpressa.ru/blogs/article/90431/?redtrs=1
20 июня 2014 года 11:43 | Сергей Шаргунов
Сергей Шаргунов о погибшем в бою за Донецк
Мы могли с ним видеться и виделись наверняка, потому что в одно и то же время пересекали границу. Вместе стояли в ночи на просеке возле нескольких грузовиков под звездопадом. Ночь метеоритного дождя. Вокруг зловеще хрустел ветками лес, кто-то сказал: «Нас окружают», кто-то успокоил: «Здесь зверей много», кто-то перебил: «Я слышал рации, садимся, тишина!» Темные фигуры, одновременно замолчав, опускались в темную траву на темную землю, и возможно, рядом со мной тогда сидел он.
Может быть, он был в том же кузове — степь, красное солнце, леденящий ветер с пылью, мы ухнули в ров Коломойского, и в этот момент казак в папахе спросил меня: «Ну че, Москва, боисся?» А отозвался парень в углу, весело и зло чеканя на подскоках: «А нас, Москвы, здесь много!»
Или когда прыгали из КамАЗа под вертолетом, рокочущим в смутном рассветном небе, и расползались по траве, это он залег рядом — молодые зеленые глаза в прорезях маски.
Так и было.
Только я был свидетелем, а они обреченными сражаться.
…В Донецке загрохотали взрывы. Вечером, когда погибших стало больше сотни, в штабе в полумгле, ожидая авиаудара, ополченцы стояли у стен и сидели на полу. К окнам не подходили. Я все пытался для чего-то загрузить интернет в телефоне, но сеть глючило, и вдруг прорвалось сообщение из Фейсбука: «Сергей, нас знакомила Лиза Сенчина. Я ищу мужа Илью Качая. Он был сегодня в аэропорту. Не знаешь, что с ним?»
Не знал, не успел ответить, надо было выходить, а спустя минуту за порогом штаба во мраке наступил на тело, большой змеей странно оплетавшее у корней дерево: посветил телефоном — пиджак, ботинки, седая голова. Дальше бег через двор пятиэтажки — на крыше снайпер.
Я написал через сутки: «Нашелся?»
Ответила сразу: «Илья убит». И вот я в Москве, в районе Маяковки, в квартире у Ильи Качая, где разбросаны его вещи, книги, где все так непринужденно и веско говорит о хозяине, но есть только вдова Лена.
Они были вместе два года. Познакомила их на Пушкинской все та же Лиза Сенчина, поэтесса и жена писателя, на какой-то акции. Лена — выпускница Литинститута, Илья — выпускник института телевидения и радиовещания.
— Он был ослепительным. Я боялась иногда на него смотреть. Такой красавец, такой сильный. Его было всегда слишком… его всегда было чересчур… Понимаешь, нет? — Лена листает фотоальбом. — Надо было его знать! Я спрашивала: как ты такой получился?
А он смеялся:
— Русский человек — загадка.
Родился в 1977-м. Простая семья: отец шофер, мама повар.
— Все детство занимался фехтованием в секции. Саблист. Говорил: благородный вид спорта. Пошел в армию. Попал в часть, где одни эти… — она называет цвет, — и там его избивали, наверно, поэтому он стал очень за русских…
Потом был институт, выучился на продюсера. Устроился работать в нефтегазовую компанию, но ушел.
— Сам ушел. Брат его там работает, обратно звал. Илья говорил: «Противно, не те люди».
Потом стал работать в издательстве (на комоде стопка выпущенных книг патриотических литераторов: Александр Сегень, Юрий Козлов), накопил денег, продал бабушкину квартиру и купил эту.
— Он говорил о себе: я быдло с Тверской. Шутил так. Он был очень начитанный. И чуткий. Все чувствовал невероятно.
Женитьба. Развод. («Не сошлись характерами. Ужасно переживал».) Сын по имени Тим, уже 7 лет. («Греческое имя. Илья так придумал. Он с ним все время виделся, к себе забирал, оба, как братья, резвились, ржали…») Холодильник заклеен детскими рисунками. Много путешествовал: Европа, Индия. В середине нулевых год прожил в Америке, в Калифорнии и даже женился на американке, но потом разошлись. («Искал себя. Крестился только в двадцать лет».) На полках книги по истории и философии, Достоевский в разных обложках, прямо мне в руки выпадает брошюра «Мученики нашего времени».
— На митинги он ходил?
— Ну, иногда… На русские.
Последнее место работы Ильи Качая — славянский фонд письменности и культуры.
— Когда началось, все время читал интернет, смотрел новости… Хотел в Крым ехать. Одессу не давал мне смотреть. Говорил: это невозможно смотреть, не смотри. Он места себе не находил. Говорил: добровольцы нужны, чтоб наши, чтоб свои не погибали. Там же все за Россию. А мы их что, сдадим? В Приднестровье вон сколько добровольцев ехало…
Весной умер его отец, через неделю умер отец Лены. В середине мая она поехала к родным в Пензу на сороковины, созвонились с Ильей по скайпу.
— А он мне говорит: «Лен, гляди, кто у меня!» А у него Саня. Я смотрю на них, и прямо тогда меня мысль пронзила: какие же они хорошие, светлые! Как два ангела! Они не сказали, что затеяли, а они тогда-то и сговорились, но если обратно откручивать, то, мне кажется, я все почувствовала тогда… Саня его позвал. Саня его другом был давним и самым близким, и он вышел на организацию добровольцев. Жил в Раменском. Моложе его. Они историей увлекались, обсуждали постоянно даты и события сражений, верили, что народ русский оживет.
Оба не пили. Готовились к испытаниям, я думала: ну что за ребячество — зимой в минус двадцать могли в лес забрести, проверяли себя на выживание, в консервной банке чай разогревали… Илья перед Донецком Сане свои ботинки отдал, он всегда был рядом с другом, я потом по этим ботинкам Саню опознала. А Илью опознала по татуировке — на правой груди голубь мира. И по рыжей бороде. У него рыжая борода была и зеленые глаза. Они никому не сказали, куда едут. Только приехали — и погибли. Никогда нигде не воевали. Они знали, зачем едут. А что мы знаем? Стоим на одном берегу и смотрим, как на другом каждый день погибают люди. Илья мне позвонил перед смертью. С крыши аэропорта. Потом я узнала, что с крыши. Мобильник был не его.
— Привет, я на Д.
— Где?
— На Д, — и молчит. — Мне нельзя здесь много разговаривать, — и снова молчит.
— Что ты молчишь?
— Смотри про нас в новостях.
Потом, когда я звонила, телефон был уже недоступен. Наконец дозвонилась. Человек незнакомый:
— Илья, Саша? — замялся. — Разбудить не могу. Устали ребята, спят…
В следующий раз звоню: — Со мной Илья говорил с этого телефона? Где он?
Голос горький, резкий:
— Он с нами не пошел.
— Что?
— Он с нами не пошел.
Как будто мир мертвых переплелся с миром живых. Понимаешь? И живые говорят так непонятно… ну, как будто тени в вещем сне…
Я часами просматривала лица убитых, выложенные в специальной группе «ВКонтакте». Саша там был, Ильи не нашла, смотрела на эти лица, юные и не юные, обезображенные пулями, мукой, ужасом или нетронутые и тихие, как у спящих. Тридцать шесть человек. И вспоминала его фразу: «Смотри про нас в новостях». Смотрела и молилась. А в комментариях все время писали: «Дохлая вата», «Понаехали бандиты, так им и надо», ну и все, что сейчас обычно пишут.
Потом мне человек по имени Юрий очень помог: он в донецком морге при больнице имени Калинина опознавал ребят и был на связи. «Даю вам слово мужчины». И сдержал — перевез тела через границу.
Лена пьет чай, показывает альбом: хохочущий солнечнобородый Илья тискает хохочущего сына.
Илья Качай: огнестрельные ранения в ноги, в голову, в сердце, осколочные, ожоги. Александр по фамилии Цыган, раненый, был добит в грузовике. Возле аэропорта. Погибли и другие москвичи, которые с ними были. Как сообщили Лене, восемь из десяти в группе. Ей неизвестны их имена.
Матери о гибели сына сказать она не решалась почти до самых похорон. Сын Тим ничего пока не знает, от него скрывают. У вдовы Александра полтора месяца беременности. Будет сохранять.
Сергей Шаргунов
|