Armáda Života     Армия Жизни     Life Army

http://rusrep.ru/2008/28/interview_go_chok_tong/
Ссылка на статью: http://rusrep.ru/2008/28/interview_go_chok_tong
Авторы: Руслан Хестанов, Павел Бурмистров
Автор сингапурского чуда Го Чок Тонг — о том, как построить успешную и комфортную страну
В 1990 году бессменный с 1959 года глава правительства Сингапура Ли Куан Ю передал власть «преемнику» Го Чок Тонгу. Схема была очень похожа на ту, по которой президентская власть перешла от Владимира Путина к Дмитрию Медведеву. Ли Куан Ю, как и Путин, оставил пост главы государства на пике своей популярности. Западные СМИ писали, что Го — послушная марионетка Ли и через пару лет он уступит кресло «настоящему преемнику» — сыну своего предшественника. Но история расставила все по своим местам. Го возглавлял правительство 14 лет, провел в стране серию политических и экономических реформ в соответствии с собственными взглядами на будущее страны и покинул кресло премьера в 2004 году с рейтингом доверия более 70%, заняв пост старшего министра правительства
Стиль
Мы ожидали господина Го в одном из просторных номеров московской гостиницы «Балчуг Кемпински». Как только старший министр вошел, он сразу стал «господствующей высотой»: первое, чем Го Чок Тонг поражает при знакомстве, — это своим ростом. Если бы существовал рейтинг самых высоких государственных лидеров мира, он наверняка занял бы в нем одно из первых мест.
Судя по воспоминаниям творца сингапурского чуда Ли Куан Ю, наш собеседник поначалу казался не созданным для политической карьеры: «Го Чок Тонг… был долговязым, неуклюжим и говорил по-английски с сильным южнокитайским акцентом. В 1976 году, когда он стал членом парламента, он был застенчив и не обладал ораторским талантом. Тем не менее он был способным, целеустремленным, энергичным человеком. Вскоре после того, как он был назначен членом правительства, я посоветовал ему брать уроки ораторского мастерства. Мы подыскали англичанку, которая учила его и нескольких других новых министров произносить речи в расслабленной и естественной манере.
1
Основываясь на личном опыте изучения китайского литературного языка и диалекта хоккиен, я знал, что изменить заложенные в детстве привычки нелегко. Я рассказал Го Чок Тонгу о своем собственном опыте, о том, как на протяжении многих лет я часами занимался с учителями в перерывах между работой, чтобы улучшить свое знание языков. Мои старые учителя порекомендовали ему преподавателей китайского. Он настойчиво занимался, и его навыки общения стали намного лучше».
Теперь господин Го — совсем другой человек: это вполне состоявшийся политик из тех, кого принято называть технократами, уравновешенный, без тени позерства или самолюбования, предпочитающий броским определениям и ярким фразам хорошо подобранные факты и взвешенные выводы. Его стиль и манеры — сдержанность классики, полная противоположность Саркози, Берлускони или, скажем, Коидзуми.
В юные годы будущий премьер мечтал стать писателем и журналистом.
— Сейчас я читаю в основном книги, относящиеся к моей работе, кое-какие журналы и тому подобную литературу. К сожалению, на художественную просто не остается времени. Но в студенческие годы, когда время на это у меня еще было, я любил читать книги французских и русских авторов, в том числе Толстого, Горького, Тургенева, Пушкина. Что касается американской литературы, то я предпочитал мистику и остросюжетные книги — Эдгара По, Джека Лондона. И, конечно, Эрнеста Хемингуэя.
Го, по его собственному признанию, вырос в типичной для рабочего класса традиционной китайской семье.
Потеряв в раннем детстве отца, он воспитывался не только мамой, но и бабушкой, и многочисленными тетями и дядями. В детские годы он был подающим надежды пловцом, позже увлекся теннисом и гольфом.
Никогда не знаешь наверняка, какие увлечения и хобби могут пригодиться в будущем. Не знал этого и Го. В 1995 году в Брунее он играл в гольф с тогдашним американским президентом Биллом Клинтоном. Партия, судя по всему, была жаркая — во всяком случае, закончилась она глубоко за полночь. И вот после последней, девятой лунки в 1.45 ночи Го предложил Клинтону переброситься парой слов о делах. Тот был не против. И уже к двум часам ночи Го получил принципиальное добро американского лидера на соглашение о свободной торговле, по всем оценкам более выгодное для Сингапура, чем для США.
— Полагаю, в ту ночь Клинтон играл лучше меня, очень хорошо играл! — сказал со смехом премьер-министр Сингапура журналистке американского радио через год после подписания этого договора.
Многим политикам спорт помогает поддерживать себя в хорошей физической форме, но едва ли кому-нибудь еще удавалось с помощью своего спортивного хобби улучшить экономическую форму своей страны.
«Перегибы» и реформы
Сорок лет назад на месте нынешних сингапурских небоскребов бродили коровы. Город был застроен деревянными лачугами без канализации, не оставлявшими места для зеленых насаждений. Уличные продавцы горячей пищи, готовившие ее прямо на тротуарах, превратили многие части города в настоящие трущобы, утопавшие в мусоре и наполненные зловонием гниющих объедков. Люди плевались из окон машин, в магазинах и на рынках, а грубость и хамство в сфере обслуживания были в порядке вещей.
Узнать в теперешнем Сингапуре тот постколониальный город нельзя. С коровами разобрались просто: появившихся на улице животных отправляли на бойню, а мясо передавали в приюты. Потом началась борьба с плеванием. За плевки в общественных местах стали штрафовать, а параллельно в школах, а также в СМИ рассказывали о том, что плевание способствует распространению туберкулеза и других опасных болезней.
Затем взялись за озеленение. Пригласили австралийских и новозеландских специалистов. Предложенная ими программа была протестирована садовниками на территории правительственной резиденции, одобрена и немедленно распространена на весь город, ставший теперь одним из самых зеленых в Юго-Восточной Азии.
За проблему грубости работников сферы услуг также взялись всем правительством. По личному указанию премьер-министра Министерство обороны и Министерство просвещения, а также Национальный конгресс профсоюзов развернули массированную разъяснительную работу среди населения. И вскоре вежливость обслуживающего персонала стала частью образа жизни сингапурцев.
Впрочем, не обошлось и без «перегибов». В январе 1992 года правительство Го Чок Тонга полностью запретило употреб­ление в стране жевательной резинки. Ее запасы были просто изъяты из магазинов. Решение обосновали тем, что она стала слишком большим вызовом для стерильно чис­того Сингапура: брошенная на пол, она значительно увеличивала стоимость уборки и портила уборочное оборудование. Когда же жвачкой начали залеплять датчики дверей поездов метро, что приводило к сбоям в движении, правительство решило вопрос в своем фирменном стиле — быстро и эффективно.
Сингапур так успешно решал свои проблемы, что к его опыту стали присматриваться. Гонконг по его следам инициировал двухлетнюю кампанию за чистоту города. Китайское руководство, побывав в Сингапуре, вскоре отказалось от плевательниц в Доме народных собраний, где заседает парламент КНР, а потом начало антиплевательную пропаганду и среди населения. Малайзийский премьер Махатхир Мохаммад после визита в Сингапур взялся за озеленение своей столицы, а вскоре в борьбу за звание самого зеленого мегаполиса Азии втянулись и Бангкок, и Манила, и Джакарта, и другие столицы региона.
Но когда мы спрашивали Го Чок Тонга о том, какой опыт сингапурских экономических и социальных реформ может оказаться полезным для России, мы имели в виду, конечно, не борьбу с жевательной резинкой.
— России может пригодиться сингапурский опыт открытия экономики, — рассуждал старший министр. — Как бы велика ни была страна, ей необходимо иметь экономику, интегрированную в мировое хозяйство. России предстоит пройти свой путь от закрытой экономической системы к современной модели. Например, что касается промышленности, российским компаниям следовало бы отказаться от идеи производства всех компонентов. Такому готовому продукту намного труднее конкурировать на мировом рынке с аналогами, производящимися встроенными в глобальную экономику компаниями. Нынешняя глобальная экономика работает иначе: один компонент производится в одной стране, другой — в другой, а потом, выбирая лучшее соотношение цены и качества, вы собираете их у себя, получая лучший готовый продукт. Вот что мы понимаем под интеграцией в мировую экономику. Однако если вы откроетесь слишком быстро, часть людей в России потеряет свои рабочие места до того, как государство сможет создать для них новые. Это породит политические проблемы. Успех реформы состоит в том, чтобы, с одной стороны, открыться, а с другой — избежать негативного влияния глобализации на людей.
Реформы в Сингапуре выгодно отличаются от российских тем, что там реформаторы не стремились построить новую рыночную экономику целиком и сразу. Чтобы реформа стала популярной, считали они, надо с первых же шагов менять жизнь людей к лучшему. Поэтому начинать нужно с социальных приоритетов.
— Я знаю, что в России остро стоит проблема жилья. Для нас жилищное строительство — крайне важное направление. Думаю, так должно быть и в России. Способность государства предоставить гражданам доступное жилье — важный показатель благосостояния общества. Если государство успешно справляется с этой задачей, люди имеют жилье и много работают, чтобы выплачивать проценты по ипотечным кредитам. В этом и заключается связь между отношением людей к работе и жилищной политикой государства. Очень важно, чтобы люди понимали, что у них есть какая-то собственность. Когда у них есть свое жилье, они хотят его сохранить. А это значит, что они будут ценить закон и порядок. Думаю, у Сингапура есть чему поучиться в плане организации жилищной политики.
Как остров победил коррупцию
Сингапур в последние годы занимает высшие места в международных рейтингах прозрачности экономики и простоты ведения бизнеса. То есть коррупция там сведена практически к нулю. И значительная часть реформ, позволивших этого добиться, была проведена как раз правительством Го Чок Тонга.
— Это была огромная проблема в 50–60-е годы прошлого века, — признается Го в ответ на наш вопрос о коррупции в Сингапуре. — Ключ к успеху в борьбе с коррупцией в том, что само правительство свободно от нее. Высшее руководство страны должно быть абсолютно честным и последовательным в ее искоренении. Чиновники должны видеть в высшем государственном руководстве образец для подражания. Необходимо, чтобы министры и другие функционеры работали честно, и мы создали механизмы, которые позволяют это контролировать. Во-первых, это Независимое антикоррупционное агентство. Оно получает информацию о подозреваемом в коррупции и, даже если эта информация анонимна, начинает расследование. Политические лидеры не имеют права вмешиваться в его ход. Для успешной работы также необходима независимость судов. Если нет независимых судов, нет и возможности вести следствие против коррумпированных чиновников.
О том, что в стране нет неприкасаемых политиков, свидетельствует судебный процесс 1995 года против супруги Ли Куан Ю, предшественника и «крестного отца» Го в политике. Жена и сын Ли, на момент разбирательства работавший заместителем Го, при покупке недвижимости получили от застройщика скидки в пределах 10%. Управление монетарной политики Сингапура пришло к выводу, что в получении скидок не было ничего незаконного. Они предоставлялись и многим другим покупателям. Тем не менее Ли и его жена вернули стоимость скидок (около 1 млн сингапурских долларов). И хотя факт нарушения закона не подтвердился, Ли все равно перечислил этот миллион в благотворительный фонд. То есть отношение к коррупционерам в стране таково, что даже Ли, отец-основатель государственности Сингапура, не мог себе позволить ни малейшего пятнышка на своей репутации. При этом расследование не стало результатом размолвки между бывшим премьером и его преемником. И Го, и Ли, и его сын оставались и до сих пор остаются членами единой сплоченной команды. Просто антикоррупционная сис­тема сработала автоматически, и Ли Куан Ю пришлось изрядно потрудиться, чтобы доказать, что «вызов оказался ложным».
— Еще один очень важный аспект — оплата труда министров и других чиновников, — рассказывает Го. — Высокая зарплата не гарантирует того, что коррупции не будет, но она сильно сокращает мотивацию взяточников. Наши министры получают, наверное, самую высокую зарплату в мире, а наш премьер-министр — наиболее высокооплачиваемый государственный лидер. Но это не значит, что наши чиновники самые богатые — они просто самые высокооплачиваемые. Их зарплата привязана к уровню зарплат в частном секторе и в зависимости от него каждый год пересматривается. И точно такую же привязку имеют зарплаты чиновников на всех уровнях государственной иерархии. Это позволяет нам отбирать на государственную службу людей с очень высокими личными качествами. А если кто-то из них все же встает на путь коррупции, он наказывается очень жестко. Конечно, некоторые все-таки поддаются искушению: кто-то азартен и любит играть, кому-то нужны деньги на содержание любовницы, и в какой-то момент зарплаты начинает не хватать. Но мы выявляем таких людей и наказываем их.
Государство и бизнес
Не только Россия, но и все страны, ставшие на путь рыночного реформирования, столкнулись с противоречием между бизнесом и государством. Как от этого противоречия избавлялись в Сингапуре? Служит ли интересам реформы наличие «сильного государства» или влияние государства должно быть минимальным, как утверждает неолиберальная доктрина?
— У нас была такая проблема, — продолжал свой рассказ господин Го. — Первоначально государство создавало много компаний и владело ими. Частный сектор не хотел идти в некоторые отрасли экономики. Возьмем, к примеру, авиаперевозки. К моменту создания нашей национальной авиакомпании частный сектор был не способен войти в этот бизнес. То же самое с морскими грузоперевозками, телекоммуникационными услугами. Но потом мы ото­шли от этого и отдали право предоставления этих услуг частному сектору. Государство может владеть такими авиакомпаниями, морскими перевозчиками, банками, но они управляются строго как коммерческие предприятия в соответствии с рыночными принципами. Акции большинства из них котируются на бирже. Правительство полностью или частично владеет рядом компаний и сегодня. Они управляются холдингом под названием Temasek. Члены его совета директоров назначаются министром финансов, но действуют они независимо. По каким-то стратегическим вопросам глава холдинга может консультироваться с министром, но в остальном работает самостоятельно. Temasek в свою очередь назначает членов советов директоров подконтрольных ему компаний. Но и они тоже действуют независимо. Так мы отделяем регулирующую функцию правительства от коммерческих интересов компаний, которыми оно владеет.
Похоже, что при создании российских государственных корпораций (Росатома, Ростехнологий и других) опирались на опыт сингапурских реформаторов. Но как только в России появились крупнейшие государственные холдинги, возник целый ряд вопросов. Как далеко должен простираться государственный протекционизм? Какие отрасли нужно выделить как стратегические? Должно ли государство предоставлять им привилегированный статус?
— Мы их не защищаем… Temasek контролирует компании в стратегической сфере, чтобы их акции не оказались распроданы, — это компании вроде Singapore Airlines, которая является своеобразным символом Сингапура. Поэтому правительство владеет чуть более 50% акций Singapore Airlines. Крупнейшие банки страны не принадлежат правительству. Их акции котируются на бирже, но они не принадлежат иностранцам, потому что это могло бы подорвать нашу способность управлять государственными фондами и финансовой системой в целом. Три крупных сингапурских банка преимущественно контролируются сингапурцами. Но в Сингапуре действует и много иностранных банков. Мы же являемся международным финансовым центром, поэтому у нас много иностранного капитала.
Во времена холодной войны Сингапур был для нас «чужим», членом капиталистического лагеря, а для Запада, соответственно, «своим». Сегодня Запад критикует сингапурских и российских лидеров за один и тот же грех — авторитаризм, избыточный госконтроль, ущемление свобод, неполиткорректность. Го Чок Тонг, как всякий уверенный прагматик, отодвигает идеологию на второй план. Ли Куан Ю сказал однажды, что в период активного экономического развития государству приходится выбирать между стабильным экономическим ростом и демократией. Разумеется, мы спросили Го Чок Тонга, разделяет ли он это мнение.
— Не уверен, что он сказал в точности так, но я понял, о чем вы спрашиваете: является ли демократия необходимым условием экономического роста? Об этом много спорили не только мы в Сингапуре, но и экономисты и политические лидеры во многих других странах мира. В 80-е годы ряд ученых и экономистов собрались в Вашингтоне обсудить проблему, что делать латиноамериканским странам, чтобы победить нестабильность и прийти к устойчивому росту. Так называемый вашингтонский консенсус можно свести к трем тезисам: стабилизация, приватизация и либерализация. Вначале стабильное правительство и грамотная макроэкономическая политика должны стабилизировать экономику. Затем необходимо приватизировать предприятия, находящиеся в государственной собственности. И после этого — открыть экономику для конкуренции, как внутренней, так и международной. Государство должно играть минимальную роль в экономике, а ее мотором должен стать частный сектор. Этот подход подразумевает, что демократия является необходимым условием стабильного экономического роста и победы над бедностью.
Комиссия по развитию и росту, организованная Всемирным банком и рядом других организаций, была призвана ответить на вопросы о том, каковы пусковые механизмы экономического роста и как бедные страны могут стать богатыми. Комиссию возглавил профессор Майкл Спенс — нобелевский лауреат по экономике. Она состояла из 21 члена, в числе которых были бывшие президенты и премьер-министры, действующие министры и главы Центральных банков, плановики и экономисты. Они решили разгадать загадку роста: что делает бедные государства богатыми?
Поскольку я был в числе этих людей, могу рассказать вам о наших выводах. Комиссия проанализировала опыт 13 государств, которые демонстрировали более чем 7-про­центный экономический рост на протяжении 25 лет, начиная с 1950-х годов. Большинство из этих стран не являлись либеральными демократиями, однако их экономики росли высокими темпами на протяжении длительных промежутков времени. Я полагаю, найдется немного людей, которые сегодня выскажутся против демократии как политической модели современного государства. И все же приходится признать, что она не является обязательной для экономического роста.
Никто не против демократии, но это не единственная политическая модель, обеспечивающая экономический рост. Каждая страна должна найти правильную модель для роста, исходя из собственного исторического контекста. А вот что действительно необходимо, так это стабильность и эффективное правительство. Стабильность необходима, поскольку инвесторы хотят работать в предсказуемых политических условиях. Когда инвесторы не знают, как изменится политика в результате смены кабинета, они не станут вкладывать деньги. Кроме того, необходимо иметь эффективное правительство, поддерживающее бизнес и проводящее грамотную макроэкономическую политику, создающую условия для роста. Модель политической сис­темы должна быть вписана в конкретный контекст. Иначе говоря, она не принципиальна. А принципиально хорошее управление и стабильность. Без первого не может быть второго. Они должны идти рука об руку.
Идею о важности национального исторического контекста и собственном пути к процветанию лидеры Партии народного действия отстаивали в ожесточенной борьбе с коммунистами, противостоянии с ультрана­ционалистами и в спорах с поборниками либерально-демократической модели. И все это время шли своим курсом. В результате они вывели Сингапур на 6-е место в мире по уровню доходов на душу населения, а среди стран, не живущих за счет экспорта нефти, — на 3-е. В чем секрет?
Прошедший все этапы этой идейной борьбы Ли Куан Ю признавался: «Я научился игнорировать критику и советы, исходившие от экспертов и квазиэкспертов, в особенности от ученых в области социальных и политических наук. Они располагают множеством обожаемых ими теорий о том, как должно развиваться общество, чтобы приближаться к их идеалу, а в особенности — как сделать так, чтобы бедность исчезла, а благосостояние повысилось. Я всегда старался быть правым по сути дела, не обращая внимание на политическую корректность. Корреспонденты западных СМИ в Сингапуре проповедовали свои теории и критиковали мою политику, надеясь оказать влияние на правительство и избирателей. Хорошо, что народ оказался таким же прагматичным и реалистично мыслящим, как и правительство».
Идеи либеральной демократии и вашингтонского консенсуса сингапурские лидеры восприняли ровно настолько, насколько считали какие-то их элементы полезными кирпичиками в строительстве собственной модели. Куда более важным для Сингапура был и остается политический и общественный консенсус.
— Он очень важен, — говорит Го. — Без политического консенсуса невозможно осуществление реформ. Политические партии будут постоянно бороться между собой, ставить под сомнение выбранный курс реформ. Политический консенсус способствует развитию и процветанию общества.
Остров космополитов
За 40 с небольшим лет Сингапур из страны третьего мира перешел в разряд стран мира первого. Он стал одной из финансовых столиц мира. Сегодня в этой бывшей колониальной провинции сосуществуют представители разных бизнес-культур.
— Сингапур — маленькая страна, поэтому наш путь к процветанию — жить для себя, принося пользу другим. Мы выбрали себе роль своеобразного хаба или платформы для реализации экономических устремлений стран нашего региона — Китая, Индии, Индонезии, Вьетнама и других. Мы также выстроили систему взаимоотношений с европейскими странами и США, — так господин Го начинает излагать одну из тех идей, с которыми он при­ехал в Россию. — Думаю, мы понимаем характер восточноазиатских деловых культур, знаем, как нужно торговать с этими странами и инвестировать в их экономики. Россия имеет развитые связи с такими странами, как Китай и Индия. Но эти связи развиты все же больше в политической, нежели в экономической сфере. Но если российский бизнес хочет прийти в Восточную Азию, то Сингапур — это, вероятно, самый короткий и удобный путь.
У нас вы быстро сможете самостоятельно или вместе с сингапурскими партнерами разобраться в основных тенденциях развития бизнеса в регионе. В Сингапуре около 7 тыс. транснациональных корпораций, а они в свою очередь имеют разветвленные связи с другими компаниями в Восточной Азии, Европе и Америке. Так что, оказавшись в Сингапуре, вы получаете возможности быстро наладить связи не только с нашими компаниями, но и с огромным количеством глобальных компаний со всего света.
Сингапур предлагает стать для России трамплином при вхождении в экономику нового центра мирового развития — Юго-Восточную Азию. Некоторые отечественные бизнесмены уже оценили стратегические позиции острова и пытаются там утвердиться.
— По данным вашего посольства, сегодня у нас проживают около двух тысяч российских предпринимателей вместе с семьями. По-моему, это много. Пять лет назад я не мог представить такого количества русских в Сингапуре.
Когда-то Ли Куан Ю настоятельно советовал своему сыну Ли Сьен Лунгу учить русский язык. Он считал, что Советский Союз — это страна, которая будет оказывать большое влияние на жизнь подрастающего поколения Сингапура. Распад СССР и кризисные 90-е в России, казалось, продемонстрировали, что этот совет был ошибкой. Впрочем, российское экономическое развитие последних лет заставляет задуматься: может, Ли Куан Ю все же не зря советовал сыну, возглавившему в 2004 году сингапурское правительство, учить русский язык? Маргарет Тетчер, хорошо знавшая Ли-отца, называла его человеком, который «никогда не ошибался».
Редакция журнала благодарит Московскую школу управления «Сколково» за помощь в организации интервью
Фото: Hulton Archive/Getty Images/Fotobank; AFP/East News; Михаил Галустов для «РР»